Деревни, посёлки и небольшие города наша власть убивает методом оптимизации социальной инфраструктуры. Под оптимизацией чиновники понимают такие действия, которые позволяют государству меньше тратить, но при этом продолжать делать вид, что все в порядке, дело делается.
Так оптимизировали «нерентабельные» аэродромы, сократив их количество по стране в семь раз. Оптимизировали уникальные военные училища. Оптимизировали ведущие вузы и не имевшие аналогов в мире опытные сельскохозяйственные участки. Оптимизировали метеостанции. Оптимизировали заповедники и многое другое.
Оптимизация носит такой же варварский характер, как и приватизация — в том числе и потому что сэкономленные (а точнее с мясом вырванные из тела страны) деньги тратятся не на развитие, а на покупку долларов и американских ценных бумаг, а часть — просто воруется.
В результате этой варварской оптимизации сельских школ, больниц и других объектов социальной инфраструктуры вымерли тысячи сел, обезлюдели значительные территории России.
Уже давно отмечено: если в селе закрывается школа, то это село тихо умирает в течение следующих нескольких лет. А за последние пять лет количество сельских школ в России сократилось на 37%.
Оптимизируя школы, чиновники преследовали цель сделать образование рентабельным. Но может ли оно вообще быть таким?
Нет и еще раз нет! Школа в принципе, по определению, не может приносить сиюминутных доходов, если только это не частный колледж для детей богатых родителей.
Сам путь поиска финансовой выгоды в деле образования, какой бы эта выгода ни была — порочен и опасен.
Когда же чиновники ищут пути сэкономить и тем более заработать на обычных школах, то подобная экономия аукнется и сэкономленные миллионы или даже миллиарды могут пойти на могильный памятник целому государству, увлекшемуся идеями оптимизации.
Собственно оптимизация сельских школ уже аукнулась.
На селе исчезла прослойка учителей как носителей культуры и авторитета. Именно школа в каждом селе еще недавно была центром культуры, праздников, человеческого общения, а слово «учитель» немало значило в самых разнообразных спорах и даже скандалах.
Сейчас ничего этого нет, пусто и дико на селе без школы.
Нет школы — уезжают из деревни семьи с детьми, остаются только доживающие свой век одинокие старики.
Тот, кто покидает село в детстве, уже не чувствует никакой привязанности к нему и не вернется на село, став взрослым.
Разрушение деревни как основы основ, корневой системы России — это один из самых ужасных результатов оптимизации.
Встречая каждое лето гостей из самых разных мест, я летом показываю им наши деревни. Людей поражает то, в каких красивых местах те стоят и как мало при этом населены. Гости, которые приезжают из дальнего зарубежья, вообще оказываются в шоке.
Один немец сказал мне с горечью, что мы, русские, даже не понимаем, насколько мы богаты и свободны, ведь в Германии даже чтобы просто войти в лес, нужно платить деньги, развести там костер — платить штраф, взять с собой своего сына — нарваться на конфликт с органами опеки, завести домашнюю живность — получить судебный процесс.
Дико смотреть, как мы сами отказываемся от нашего исконного богатства ради фитнес-центров, бассейнов с раствором хлорки и магазинного изобилия вымытых в растворе шампуня овощей и фруктов со вкусом химического картона.
Деревня стала местом тотальной безработицы. Точнее ее таковой сделали сегодлняшние жулики-оптимизаторы, наследники вчерашних жуликов-приватизаторов. И даже те люди, которые хотели бы остаться в деревне или переехать в деревню, не имеют возможности сделать это, потому что перед ними возникает проблема — как жить, а точнее — как выжить?
Работать только на прокорм, жить исключительно натуральным хозяйством — это махровейшее сектантство, причем небезопасное.
Заняться фермерством — практически невозможно, фермеры в России не живут, а выживают. В какие только хитрости и крайности они ни бросаются, чтобы остаться на плаву, но все равно тонут. Потому что не может фермер в условиях России создать по-настоящему прибыльное хозяйство, пока рынок контролируют могущественные агрохолдинги, подминающие под себя сбыт сельхозпродукции.
Наше село и наше сельское хозяйство сегодня такие же убыточные и неприбыльные, как и школы. Но отказ от их поддержки — это отказ от продовольственной безопасности страны, отказ от здоровья нации.
Отказ от села — это фактически отказ от своей земли, на которую сегодня хищно сморят всякие корейцы и китайцы!
Брошенные дома, в которых были газ и вода, сожженные корпуса школ, запертые на ржавые замки клубы с покосившимися и облезшими досками объявлений, покинутые детские площадки около закрытых садиков, мертвые водонапорные башни и огромные пустые пространства машинных дворов и ферм. Все это были села. Места, где можно было жить ничуть не менее комфортно, чем в городе, а работа находилась под боком.
Теперь все это мертво. Умерщвлено!
Убито, разграблено и разорено русское село властью, которую интересует только нефть, газ и другое сырье, дающее сверхприбыль.
Между тем село когда-то кормило всю страну. Село привязывало людей к родной земле. Село давало детям здоровое и свободное детство. И все это оказалось «оптимизировано», «не нужно».
Теперь судьбу сел повторяют и малые города, которые тоже постепенно пустеют — из-за остановки заводов, отсутствия работы, из-за той же оптимизации школ, больниц и других объектов социальной инфраструктуры.
И если так будет продолжаться — однажды в России останется населена одна Москва.
Источник: newsland.com
