Пленум Верховного Суда РФ в отсутствие каких-либо относимых норм в УПК РФ самостоятельно ввел новое понятие – «злоупотребление правом на защиту». В п. 18 Постановления от 30 июня 2015 г. № 29 «О практике применения судами законодательства, обеспечивающего право на защиту в уголовном судопроизводстве» оно было изложено следующим образом: «…суд может не признать право обвиняемого на защиту нарушенным в тех случаях, когда отказ в удовлетворении ходатайства либо иное ограничение в реализации отдельных правомочий обвиняемого или его защитника обусловлены явно недобросовестным использованием ими этих правомочий в ущерб интересам других участников процесса, поскольку в силу статьи 17 (часть 3) Конституции Российской Федерации осуществление прав и свобод не должно нарушать права и свободы других лиц».
С июня 2015 г. на уголовно-процессуальном поле стали происходить беспрецедентные события.
Суды охотно приняли на вооружение новое «наступательное средство» и стали его использовать всякий раз, когда защита проявляла нежелательную, по мнению судов, активность либо нерасторопность.
Далее Конституционный Суд РФ в Постановлении от 17 июля 2019 г. № 28-П «По делу о проверке конституционности статей 50 и 52 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина Ю.Ю. Кавалерова» развил начинания Пленума ВС РФ, указав: «Правоприменительная практика также свидетельствует, что непринятие отказа подозреваемого, обвиняемого от назначенного ему защитника может быть продиктовано необходимостью обеспечить разумные сроки производства по делу, угроза нарушения которых вызвана злоупотреблением правом на защиту, когда процессуальное поведение подозреваемого, обвиняемого или приглашенного защитника, будучи недобросовестным, ущемляет конституционные права иных участников судопроизводства…» Подобная практика согласуется с интересами правосудия и направлена на реализацию предписаний ст. 17 (ч. 3), 46 (ч. 1) и 48 Конституции Российской Федерации в ситуации, когда подозреваемый, обвиняемый, его защитник по соглашению злоупотребляет правом на защиту и такое злоупотребление дезорганизует ход досудебного либо судебного процесса, направлено на срыв производства по делу».
Отмечу, что в советском уголовном процессе такого понятия, как «злоупотребление правом на защиту», не существовало, хотя явления, которые привели к его появлению, безусловно, наблюдались и тогда.
В ситуации, когда «злоупотребление правом на защиту» стало объективной реальностью, появилась потребность в создании симметричного понятия, которое можно назвать «злоупотребление правом на обвинение». В противном случае в условиях провозглашенного принципа состязательности и равноправия сторон возникает неосновательный перекос в пользу стороны обвинения, злоупотребляющей правами несравнимо чаще, чем сторона защиты.
Уверен, что каждый практикующий адвокат может привести с десяток примеров из собственной практики, когда сильная сторона при индифферентном отношении суда позволяла себе различные вольности, ущемляя тем самым конституционные права иных участников судопроизводства.
Нас с коллегой – адвокатом АП Ставропольского края Станиславом Шульгиным – заинтересовала сложившаяся при расследовании уголовного дела по обвинению его доверителя ситуация, которая стала поводом для обращения в Конституционный Суд РФ.
Дело было возбуждено в отношении С. Гапонова по ч. 4 ст. 159 УК РФ. Предварительное следствие по делу неоднократно продлевалось до 9 месяцев, а когда следователю и его начальнику это, видимо, надоело, к тому же сроки стали поджимать, они «изобрели» нехитрый способ: следователь приостановил следствие в связи с неустановлением лица, а начальник следственного органа отменил данное постановление о приостановлении как незаконное. Таким образом следователь получил право на месяц расследования, по истечении которого вновь вынес постановление о приостановлении по тому же основанию, с легкостью вновь отмененное начальником.
В итоге было вынесено 16 постановлений о приостановлении следственных действий и 16 решений об их отмене, а общий срок предварительного следствия растянулся до трех с половиной лет. Если для представителей стороны обвинения такой длительный «марафон» – явление скорее привычное, то для подзащитного, находящегося в положении подозреваемого без предъявления обвинения и без прекращения уголовного преследования, следственные «манипуляции» превратились в непрекращающиеся страдания.
Обращения с жалобой в порядке ст. 125 УПК РФ на незаконность действий следователя и начальника следственного органа к положительным результатам не привели.
В жалобе, направленной нами в декабре в КС РФ (дело № 14176/15-01/2019), указывалось: «Заявитель полагает, что взаимосвязанные положения ст. 39 ч. 1 п. 2.1, ст. 162 ч. 6, ст. 208 ч. 1 п. 1, ст. 211 ч. 2 УПК РФ позволяют следователю и начальнику следственного органа не продлевать сроки предварительного следствия в установленном законом порядке и расследовать уголовное дело несколько лет в нарушение требований ст. 162 УПК РФ ˂…˃. В связи с неоправданно растянувшимся расследованием уголовного дела, непрекращающимся проведением в отношении него следственных действий страдают его конституционные права: нарушается право на неприкосновенность частной жизни, личную семейную тайну, защиту чести и доброго имени. Гапонов С.Н. находится под подозрением в течение более трех с половиной лет, и постановление о прекращении уголовного дела (преследования) в отношении него не выносится».
В связи с этим мы просили признать взаимосвязанные положения ст. 39 (ч. 1 п. 2.1), 208 (ч. 1 п. 1) и 211 (ч. 2) УПК РФ не соответствующими ст. 2, 18, 23 (ч. 1), 45, 46 (ч. 1) Конституции РФ в той мере, в какой они позволяют следователю многократно выносить постановления о приостановлении предварительного следствия в связи с неустановлением лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого, а руководителю следственного органа – многократно их отменять как незаконные, расследуя тем самым уголовное дело в отношении подозреваемого несколько лет в нарушение сроков, предусмотренных ст. 162 УПК РФ.
На мой взгляд, действия сотрудников следственного органа по данному уголовному делу являются классическим примером злоупотребления правом на обвинение.
Необходимо различать понятия «злоупотребление правом на обвинение» и «нарушение права на защиту» – первое включает действия, связанные с недобросовестным использованием правомочий в ущерб интересам других участников уголовного процесса (в частности, обвиняемого и его защитника), то есть оно гораздо шире второго.
В заключение подчеркну, что задача адвокатского сообщества – развить концепцию «злоупотребления правом на обвинение» и превратить ее в действующую норму, дабы уравновесить нарушенный баланс процессуальных сил.
Статья взята с сайта Адвокатская газета
